Законодатели хирургических мод

– Александр Михайлович, что на деле будет означать статус национального центра?

– Мы многие годы работали над тем, чтобы стать федеральным исследовательским центром. Это произошло в прошлом году. Национальный статус – это не наша инициатива, а позиция Президента РФ Владимира Путина, который определил несколько таких центров. Осенью перед нами будут поставлены конкретные задачи. Если говорить о зарубежном опыте, то национальными обычно называются центры, связанные с биобезопасностью населения. 

Это не просто слова: институт давно вышел за рамки тех научных направлений, с которых начинал в свое время. До 2007 года клиника занималась в основном кардиохирургией и операциями на сосудах. Затем в наших стенах стали развиваться нейрохирургия, нейроонкология, эндоваскулярные технологии, а с 2010 года – онкология и радиология. Часто получается так, что в высших эшелонах власти только начинают обсуждать необходимое направление развития медицины, а мы уже успешно его реализуем. Например, гибридные операции, они дают результаты, которые востребованы на мировом уровне. 

– Это сочетание открытой и закрытой операций?

– Да, таким образом мы уходим от большого объема открытых операций. Например, можем поставить несколько стентов коронарных артерий и тут же выполнить открытую операцию на корне аорты  или же стентировать брюшную аорту и выполнить открытую операцию на клапане сердца. Много технологий сегодня создается в условиях гибридных операционных, там, где есть возможность сделать открытую операцию,  и стоит рентгенэндоваскулярное оборудование, которое позволяет выполнить дополнительный закрытый этап. Это минимизирует травму. И здесь сосудистая хирургия является центром лидерства: мы берем на себя половину всех пациентов России. В случаях, когда невозможно выполнить операцию через сосуд  и нецелесообразно делать ее открытым способом, используем аппарат daVinci – это порты, которые проходят в полость, где расположен пораженный орган. В кардиохирургии робота используем только мы, в других единичных клиниках он применяется урологами, гинекологами, реже онкологами. 

Новые технологии позволяют оперировать пациентов с рождения и до глубокой старости. Так, с помощью стент-клапанов (стоимость одно – около 1,5 млн рублей) мы делаем около 100 операций в год у пожилых людей. Для этого не нужен открытый доступ, не требуется подключать искусственное кровообращение, все делается в рентгенэндоваскулярной операционной, где через сосуд проходит баллон, который расширяет аортальное кольцо и фиксирует стент-клапан, содержащийся в нем. Это быстрая процедура, и пациент через считанные часы может вставать, есть, возвращаться к обычной жизни.  

– Как часто вы проводите некардиологические операции?

– Мы выполняем более 3 тысяч сочетанных операций в год – это нейрохирургические или нейроонкологические заболевания в сочетании, например, с ишемической болезнью сердца. Эту систему – неразовых операций, а именно потоковых – центр создал первым в стране. Дело в том, что в России много кардиохирургических центров – только в Сибири около 15. При этом пациенты с серьезной сопутствующей патологией не могут получить помощь: им везде отказывают. Проблемы таких симультанных пациентов мы решили взять на себя. Хорошие результаты, которые клиника получила, доказывают, что это правильный путь. 

– Вы делаете много нейрохирургических операций. Как «делите» пациентов с федеральными нейрохирургическими центрами?

– Не секрет, что мы имеем сегодня одни из лучших результатов в стране по нейрохирургии – как миниинвазивной, так и эндоваскулярной. В центре оперируются дети с первых дней жизни, прежде всего с интракраниальными аневризмами головного мозга, мальформациями сосудов. Это около 2,5 тысячи операций в год, – многие нейрохирургические центры не делают такие объемы. Но у нас разные патологии: мы создаем новейшие технологии, берем крайне сложные задачи, поэтому наши операции очень дорогие. Когда они становятся рутинными, то передаются в нейрохирургические центры, которые ставят их на поток. 

– Но ведь не все две с половиной тысячи нейрохирургических операций были уникальны?

– Конечно, нет. Не зарабатывая средства, мы не могли бы развивать науку на таком уровне. Отрабатывая рутинные операции, мы можем направлять средства на разработки, которые пока еще только в наших головах, а также те, что перенимаем на Западе. У нас часто бывают зарубежные коллеги, мы участвуем во многих международных грантах и создаем такие лаборатории, которые позволяют нам привлекать именитых иностранных коллег. Мы передаем технологии другим центрам, но это не означает, что мы сами их использовать не будем. 

– А есть ли такие технологии, которые зарубежные центры берут у вас?

– В области аритмологических проблем, где часта внезапная смерть, центром созданы технологии, которые вошли в рекомендации Американского колледжа кардиологов – это основная профессиональная ассоциация в США, а также Европейской ассоциации кардиоторакальных хирургов. Это разработка, за которую в России кардиохирурги центра получили государственную премию: нами были открыты ганглионарные сплетения, которые ответственны за определенные нарушения ритма, так называемые фибрилляции предсердий. Еще 10-15 лет назад сотни тысяч людей погибали от внезапной смерти, связанной с нарушением ритма. Сегодня технологии позволяют этих людей спасать. И они доступны в России. Многие специалисты из Германии удивляются, когда приезжают пациенты из России на абляцию этих очагов, – ведь в нашей стране технология развита лучше. Она адаптирована клиникой для других центров и поставлена на поток и в Санкт-Петербурге, и в Москве. И в тех центрах, которые открылись в Красноярске, Хабаровске, Перми, Челябинске и т.д., работают наши воспитанники, которые успешно внедряют новосибирские методики лечения. 

– Каково соотношение квотируемых операций и коммерческих?

– Определенное время назад, когда цена на нефть была высокая, у нас был максимальный госзаказ, и ни на что другое времени не хватало. Внебюджетных пациентов мы могли себе позволить только по его окончании – в ноябре-декабре. Сейчас, в условиях ограничения финансирования, мы выполняем больше платных операций, хотя и объем госзаказа значительно не падает. В этом году он составит около 14 500 операций, в 2016-м мы выполнили порядка 14800 вмешательств по квотам. Общий объем операций мы планируем увеличить с 20 тысяч в прошлом году до 22 тысяч по итогам 2017-го. Средства от внебюджетных операций будут направлены на развитие науки, закупки оборудования и решение социальных проблем. 

– Влияет ли возросший объем платной помощи на зарплату врачей? Известно, что в клинике она значительно выше, чем в областных стационарах.

– Нет, ведь 30% от любых заработанных средств – будь то федеральный бюджет или деньги пациентов – уходят в фонд оплаты труда. Средний операционный стандарт у нас стоит около 6 тысяч евро, в Чехии, Болгарии, Венгрии – 14 тысяч, а в Германии приближается к 25 тысячам. При этом мы поддерживаем такое же высокое качество и на 85% используем импортные материалы, каждая нить стоит 8-10 долларов, я не говорю об оксигенераторах – у нас стоят американские системы искусственного кровообращения. Поэтому получается, что мы экономим сегодня на своих людях (врачах и персонале).

Мы можем провести редкое вмешательство, стоимость которого в Германии составила бы 130 тысяч евро, за 10 тысяч евро. Но если я скажу, что врачи получили за нее совокупно 500 евро, западные коллеги будут в шоке: они из 130 тысяч евро получат минимум 30 тысяч на заработную плату.

У нас нет цели заработать как можно больше денег, но хочется, чтобы команда, которая выполняет свою работу на уровне мировых стандартов, имела по российским меркам достойную оплату труда. В последние годы этот показатель просел: если 5-6 лет назад отдельные хирурги зарабатывали, к примеру, 350 тысяч рублей, сегодня их максимальный потолок – 220 тысяч.  

– У Вас бывает нехватка кадров?

– Нет, текучесть кадров даже среди младшего медперсонала сильно снизилась за последнее время. Врачам сложно к нам попасть, желающих очень много... Но если интерн, который закончил все циклы обучения в центре, талантлив, во всех отношениях нам необходим, то мы найдем возможность оставить его у себя. В клинике проходят ординатуру по всем направлениям порядка 150 человек в год, остаются единицы. Уходят от нас очень редко, в основном на пенсию.

Сегодня внедряется много технологий, которые требуют неоднотипного мышления, поэтому происходит небольшой реверс в сторону молодежи. В центре есть правило: врачи-женщины работают до 65 лет, мужчины – до 70, а дальше,  если позволяет здоровье  и сотрудник востребован, подписываются годовые контракты. Сейчас у нас нет оперирующих врачей старше этого возраста. Но, к примеру, в этом году одному из выдающихся кардиохирургов современности, который оперирует детей, Юрию Николаевичу Горбатых исполняется 65 лет. Он в хорошей форме, и я уверен, что будет оперировать еще не один год. 

– Про уникальные операции и новые технологии мы поговорили. Можно ли сказать, что центр существенно влияет на снижение показателя сердечно-сосудистой смертности? Заметен ли ваш вклад в рамках региона?

– До 2001 года оперировать даже 65-летних пациентов было непринято. Человек с патологией сердца должен был или поехать на Запад, или доживать здесь последние дни. Технологии, которые снижают агрессию операции, были заложены именно в нашей клинике. Мы первые в стране начали предлагать операции пациентам 70-75 лет. Сегодня у нас 30% пациентов – это люди после 65 лет.

В центре проходят специализацию до 300 врачей в год – это не только хирурги, но и кардиологи, реаниматологи, кардиоанестезиологи, это люди, которые непосредственно занимаются перфузией, то есть искусственным кровообращением, эндоваскулярными технологиями. Циклы подготовки длятся от двух недель до трех месяцев. Мы часто  выезжаем в регионы, где ставим свои технологии.

Только представьте: в 2000 году в клинике прошло всего 900 операций, сегодня их 20 тысяч! Мы прекрасно понимаем, что выполнить все за всех невозможно – общий объем необходимой помощи по кардиохирургическому профилю в России составляет 400-500 тысяч операций в год. Но в рамках региона мы преуспеваем: проводим порядка 4 тысяч операций на сердце на 1 млн населения. Это статистика нормального европейского государства, например, Германии. Мы оперируем не только новосибирцев, но львиную долю – 40% - все-таки занимают пациенты из Новосибирской области. За последние семь лет мы провели более 100 тысяч операций для жителей Сибири и Дальнего Востока. Значительно снизилась и летальность за 17 лет – с 6-7% она упала до 0,5%.