– В странах ЕС и США нет понятия «5-летняя» и «бессрочная регистрация лекарств», нахождение препарата на рынке зависит от его безопасности и качества. Насколько мы стали ближе к этой системе?
Сергей Глаголев: Вопрос прежде всего относится к Минздраву, как к регулятору и представителю России в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС). Регулирующие документы построены на стандартах ICH (Международный совет по гармонизации технических требований к лекарственным препаратам для медицинского применения. – Прим. ред.). В том числе определение регистрационных сроков становится ближе к срокам в странах гармонизации.
В России регистрация бессрочная, но требует подтверждения – это рутинная практика, которая существует в любой развитой юрисдикции. Также существует условная регистрация, которая пересматривается ежегодно. Новые документы включают требования к планированию управления рисками, создают рамки для пострегистрационного изучения препаратов. Также эти документы позволяют следить за более широким кругом проблем, их объем частично смещается на пострегистрационный период. Становится возможен более ранний доступ лекарственного препарата (ЛП) на рынок.
– В 2017 году были приняты «Правила надлежащей практики фармаконадзора». Что поменялось в надзоре над безопасностью лекарств?
С. Г.: Радует, что новые регистрационные документы устанавливают условия обращения препарата в зависимости от его профиля как эффективности, так и безопасности. Многие чрезвычайно эффективные лекарственные средства требуют активной минимизации рисков при работе. И вот эту среду создают правила надлежащей практики фармаконадзора.
– Российское законодательство обязывает всех участников обращения лекарств мониторировать побочные эффекты, случаи неэффективности и сообщать о них. Насколько вовлечены в этот процесс врачи, провизоры и фармацевты?
С. Г.: Система и объем подаваемой в Росздравнадзор отчетности за последние 8 лет значительно изменились: в 2009 – 2010 годах мы получали сотни, в лучшем случае единицы тысяч сообщений, сегодня это более 25 тыс. сообщений в год, которые касаются нежелательных реакций, выявленных в России, в первую очередь врачами или аптечными работниками. С одной стороны, действительно наблюдается прогресс. С другой – требования к объему отчетности тоже расширились: например, врачебные комиссии теперь обязаны уведомлять нас о случаях индивидуальной непереносимости, когда альтернативный препарат выписывается по торговому наименованию.
Расширен и объем срочного репортирования об определенных проблемах безопасности в медицинских организациях – то есть круг ответственности, объем информации, которую нужно подавать, увеличился. Введены требования к работе медорганизаций по фармаконадзору – они должны иметь документы, в соответствии с которыми эта работа организована, мы их проверяем в ходе контрольных мероприятий.
Тем не менее опыт показывает, что мотивировать можно и нужно не только санкциями, но и просвещением, а также созданием более удобных механизмов для репортинга. Мы проводим семинары по фармаконадзору, которые проходят как очно, так и дистанционно и позволяют охватывать специалистов из удаленных регионов.
Следующий аспект – это информационные кампании. В прошлом году мы подготовили рекламный ролик совместно с Ассоциацией международных фармацевтических производителей (AIPM), который будет широко размещаться в YouTube и уже размещается на профильных каналах. С Всероссийской ассоциацией пациентов подготовили документ, направленный на посетителей поликлиник, который просвещает рядового пациента о фармаконадзоре и подсказывает ему, как можно сообщить о реакции на препарат напрямую или через врача.
Наконец, элемент, который находится вне плоскости нашей работы, но требует совершенствования, – это недостаток клинических фармакологов. В России они лидируют в плане сообщаемости, предоставляют наиболее качественные данные, и необходимо увеличивать показатели их подготовки и последипломной переподготовки или дополнительной подготовки врачей других специальностей.
– Как мотивированы врачи и фармацевты в плане выявления и информирования о нежелательных реакциях лекарств (НПР)?
С. Г.: Мы считаем, и это наше глубокое убеждение, что увеличение количества сообщений о нежелательных реакциях может достигаться только просветительской работой и созданием более удобных для пользователя инструментов.
Тем не менее существуют ситуации, когда сокрытие потенциально опасных реакций никак нельзя оправдать, и должны быть предусмотрены определенные санкции за непредоставление такой информации.
Мы видим изменение мотивации, отмечаем, что чем больше врачи и фармацевты узнают о фармаконадзоре, тем меньше случаев сокрытия фактов нежелательных реакций из-за страха. Но чтобы коренным образом сформировать понимание и изменить отношение к фармаконадзору, предстоит еще много работать не только со специалистами, занятыми в области безопасности ЛП, но и с руководством медицинских организаций. Работа строится посредством разъяснения требований и проведения инспекций, как плановых, так и внеплановых. Срок начала инспекций зависит не только от Росздравнадзора, а еще и от затрагивающих вопросы инспектирования документов ЕАЭС, но приблизительно это перспектива ближайшего года.
Руководство медорганизаций часто воспринимает нежелательные реакции как проблемы в своей работе и оказывает давление на рядовых специалистов для того, чтобы о них не сообщать. Важно понимать такой аспект: Росздравнадзор мониторирует средства массовой информации, включая региональные, и узнает о подавляющем большинстве резонансных нежелательных реакций. Поэтому сокрытие профессиональной информации по этим вопросам совершенно бессмысленно.
– Планируются ли дальнейшие мотивационные мероприятия (санкции) для вовлечения врачей и фармацевтов в службу ФН?
С. Г.: Не планируются. Существуют административные санкции и штраф за непредоставление информации, есть требования к документированию работы по фармаконадзору внутри медицинских организаций. Имеющийся аппарат позволяет создать эффективную систему фармаконадзора, нормативное регулирование санкций.
В пределах медорганизаций мы фокусируемся на образовательном компоненте, на семинарах, будем проводить обучение медицинских работников новой терминологии MedDRA и использованию новой базы нежелательных реакций.
– В эпоху диджитал как технологически изменилась система сбора данных о НПР?
Ольга Логиновская: Раньше, когда эта информация пересылалась в регуляторные органы по почте или факсу, чтобы анализировать бумажные носители, все равно необходимо было их диджитализировать – переносить и обрабатывать статистическими программами, что требовало больших ресурсов, и, самое главное, скорость обработки информации была низкой.
В последние годы изменения системы фармаконадзора приводят к тому, что информация переводится в цифровой формат на более ранних этапах, начиная с уровня компаний–держателей регистрационных удостоверений. Пациенты и врачи во многих странах могут зайти в систему держателя РУ или регулятора и внести данные в базу в электронном виде. Для врачей разрабатываются специализированные программы.
Все больше держателей регистрационных удостоверений внедряет у себя на предприятии электронные системы по фармаконадзору, поддерживающие международный формат данных ICH E2B (R3), принятый в том числе и Росздравнадзором. Это новый, более совершенный формат данных для XML-файлов, на который в последние 2–3 года переходят регуляторы стран с развитой электронной системой подачи сообщений о нежелательных реакциях. Таким образом, информация быстрее распаковывается и обрабатывается, она более качественна, потому что при сборе электронные системы ее валидируют. Регуляторы в свою очередь могут быстрее подавать более качественную информацию в Uppsala monitoring Centre (центр ВОЗ по международному мониторингу лекарственных средств), в систему Vigi Base, и все это циркулирует четко и оперативно.
С. Г.: Во всем мире приход цифровых технологий «взорвал» объемы информации, которые мы получаем. Сейчас перед нами стоит несколько задач в направлении цифровизации фармаконадзора. Первая – это внедрение современного стандарта обмена данными по нежелательным реакциям, обмена профессиональными сообщениями – с тем чтобы мы могли получать информацию от индустрии, делиться ею с ВОЗ, обрабатывать данные по фармаконадзору в соответствии с современными инструментами статистического анализа.
Второй аспект – это создание мобильных приложений, облегчающих репортирование. И третий – создание инструментов мониторинга СМИ и социальных сетей, которые позволят в автоматическом режиме выявлять те нежелательные реакции, которые обычно не репортируются в регуляторные органы. Например, выявленные пациентами или беспокоящие только пациентов, с которыми они не идут к врачу: такими, например, как тяжелая головная боль или утомляемость при приеме безрецептурного препарата. Эти методы будут играть ключевую роль в ближайшее время, и мы видим эффективность анализа СМИ и блогосферы для выявления нежелательных реакций уже сейчас.
Еще один аспект – создание доступных платформ, которые удешевят проведение наблюдательных исследований, то есть цифровизация других методов фармаконадзора за пределами обычного сбора стандартных сообщений. Важно не забывать, что цифровые технологии могут работать не только на сбор информации, но и на целевое оповещение, на информирование о новых аспектах безопасности препарата и обеспечение правильности его использования.
– Сейчас, чтобы сообщить о НПР, требуется получение доступа в автоматизированную систему «ФН». Планируется ли сделать ее более открытой, что увеличит количество сообщений?
С. Г.: Система фармаконадзора рассчитана на заполнение извещений профессионального формата, как и везде в мире (кроме MedWatch в США), ориентирована на профессиональных пользователей и юридических лиц. Что касается других участников рынка – практикующих врачей, пациентов, здесь фокус будет делаться на создание мобильных приложений, которые упрощены, требуют заполнения меньшего количества полей и данных. Эта информация будет собираться на отдельном ресурсе, синхронизированном с профессиональной базой данных. Охват увеличится, но сообщения пользователей требуют дополнительной валидации и модерации, они более затратны в плане обработки и требуют наличия промежуточного ресурса.
Мы внимательно следим за тенденциями развития фармаконадзора, в том числе цифрового, и некоторыми вещами можем похвастаться. Росздравнадзор – один из первых регуляторов мира, который переводит на свой язык формат ICH E2B R3, мы первые на постсоветском пространстве создаем национальный перевод MedDRA, у нас самая большая текущая база данных по нежелательным реакциям, ценная тем, что значительная часть препаратов маркетируются только в странах СНГ, это ценнейший источник информации. В остальном мы следуем лучшим зарубежным тенденциям. Еще один передовой край – это работа по мониторингу СМИ.
– Какие изменения в области ФН нас ожидают в ближайшие годы?
С. Г.: Все предстоящие изменения можно разделить на стратегические и тактические. Среди стратегических я бы отметил введение инспектирования, более пристальный контроль за системой фармаконадзора в компаниях–держателях регистрационных удостоверений лекарств.
Второй аспект – это изменение графика периодической отчетности, гармонизация с международными требованиями и учет профиля риска препарата в определении периода, за который нужно предоставлять отчетность. Это достаточно трудоемкая работа.
Следующий аспект – значительное расширение числа случаев, предоставление плана по управлению рисками, который становится неотъемлемой частью регистрационного досье ЛП. Это обеспечит более серьезное и активное вовлечение фармкомпаний в управление рисками лекарственных средств. Без разработки и реализации плана препарат нельзя будет вывести на рынок.
Тактические – это изменения в цифровой сфере и фокус на СМИ и непрофессиональных источниках. Это не значит, что мы не мониторируем профессиональную сферу, у нас есть скрининг научных публикаций и зарубежных регуляций.
– Можно говорить о том, что отечественная система фармаконадзора полностью интегрирована в общемировую, почему это важно? Отличаются ли российские стандарты и стандарты ЕАЭС от принятых на Западе?
О. Л.: Безусловно, централизация информации по безопасности ЛС очень важна, так как позволяет сделать более точные выводы о соотношении польза/риск и оперативно получить информацию по сигналам. В созданный ВОЗ с целью глобального мониторинга такой информации 40 лет назад Uppsala Monitoring Center стекается информация по постмаркетинговому фармаконадзору, в том числе из России. Это один из элементов нашей интегрированности в общемировую систему фармаконадзора. Переход на международный формат репортирования E2B R3 – другой важный компонент интегрированности. К слову, еще далеко не все страны перешли на этот формат. Также об интегрированности России в мировую систему фармаконадзора говорит то, что на территории ЕАЭС применяется GVP – документ, соответствующий международным регуляциям других стран.
Система фармаконадзора в ЕАЭС только начинает работать, этот союз – сравнительно молодая структура. И принимаемые Росздравнадзором меры призваны повысить количество и качество заявляемой информации.
Приведенная научная информация, содержащая описание активных веществ лекарственных препаратов, является обобщающей. Содержащаяся на сайте информация не должна быть использована для принятия самостоятельного решения о возможности применения представленных лекарственных препаратов и не может служить заменой очной консультации врача.